Тайны биографии Ивана Айвазовского.
Иван Айвазовский не был ловеласом, если влюблялся, то навсегда. Однако женщины недолго ценили его преданность и любовь. Свое счастье он нашел только с третьей попытки, когда художнику исполнилось 65 лет.
Феодосия – небольшой портовый городок у подножья Крымских гор. На холме приметный белый домик с видом на море.
17 июля 1817 года в книге рождений и крещений местной армянской церкви появилась запись: «Родился Ованес, сын Геворга Айвазяна». Отцу мальчика, рыночному старосте, на попечении которого были еще две дочери и двое сыновей, после чумы 1812 года, накрывшей и Феодосию, жилось крайне тяжело. Содержать семью помогала Геворгу жена Рипсиме, искусная вышивальщица. Пройдут годы, и мир узнает о величайшем из художников-маринистов – Иване Константиновиче Айвазовском.
Детские рисунки художника не сохранились. Они были… на песке. Чуть свет мальчик вскакивал с постели и бежал к морю. Там впервые и увидел он алые паруса. Словно вынырнув из воды, лучи солнца ударили по парусам корабля, и те заалели…
Картина потрясла детское воображение, и он кинулся рисовать это видение. Лениво накатывавшие волны слизнули с песка его рисунок. Впору было расплакаться. Понесся к дому. И уже в следующую минуту по стене белого дома… плыл парусник. Нарисованный углем! Мать заохала. Отец нахмурился, но сына наказывать не стал.
МАРИЯ ТАЛЬОНИ
Начало осени 1837 года. В России с трепетом ждали прибытия балетной дивы Марии Тальони. Зрители заполнили петербургский Большой (Каменный) театр. Билетов было не достать. Балерина блистала в «Сильфиде». Успех был оглушительным. Ей, вскочив с мест, аплодировали даже дамы, что до тех пор не укладывалось в рамки приличий. Да и мода подносить артистам цветы пошла с ее появлением на русской сцене.
Высший свет буквально заболел танцами. Знатные дамы кинулись брать уроки у балерины. Сам Николай I, большой любитель балета, не скрывал своего восхищения Тальони. Его Императорское Величество не раз с цветами появлялся у нее за кулисами. Когда же сама императрица удостоила Марию личного внимания, самодержец не смог скрыть своего изумления: «Этого она не делала ни для одной артистки».
Тронутая вниманием высочайшей особы, Тальони, преисполненная восхищения, горя желанием польстить ей, выплеснула: «Какая у императрицы очаровательная ножка!» Подобную фривольность можно было простить разве что заезжей итальянке.
Выступала Тальони через день, давая возможность публике любоваться ею сполна. Когда она случайно повредила руку, спектакли отменили. И тут же аукнулась на это газета «Северная пчела»: «Две длинные, скучные, бесконечные недели, и все это время Петербург страдает жестоким сплином. Другие артистки старались развлекать публику, но все напрасно. Она вновь выступила с перевязанной еще шелком рукой, и Петербург снова оживился и просиял…»
В аристократических гостиных производила она впечатление дамы с безукоризненными манерами. Ее туалеты, безупречно сдержанные, но элегантные, к тому же с изюминкой, заставляли смотреть во все глаза и, конечно, подражать. Так, в моду вошла «шляпка Тальони». Рассказывали, что однажды модистка, увидев на голове балерины свое очередное изделие, чуть не расплакалась: «Что вы наделали! Я специально отогнула поля вашей шляпки, чтобы они не помялись, а вы так ее и надели!» «Помилуйте, – обескуражено оправдывалась Тальони, – я думала, так ее и полагается носить». Стоит ли говорить о том, что шляпки балерины тут же вошли в моду.
Знакомство студента Императорской Академии художеств Ивана Айвазовского с Марией Тальони началось с курьеза: ее экипаж случайно задел его и он упал. Сердобольная дама довезла «жертву» до дома, а на другой день прислала ему билет на свой спектакль. Так он и начался, их неожиданный роман…
С наступлением Великого поста, когда Россия уставала от увеселений, она уезжала на гастроли по Европе. Узнав, что Тальони весну и лето проводит в Венеции, блестящий выпускник Академии художеств Айвазовский убеждает профессуру, что будущему маринисту всенепременно надо постажироваться в Италии. И вот он впервые за границей, в играющей красками осени Венеции, городе ста островов.
В ожидании приезда Тальони художник рисовал Венецию – город-сказку, город-декорацию, город-карнавал, в котором вместо улиц – каналы, вместо переулков – протоки, вместо проспектов – проливы. Рисовал старинные роскошные дворцы, ступени которых лижут зеленые воды лагуны, летящие по каналам гондолы, а в городе их было не меньше десяти тысяч, и море.
И. К. Айвазовский Итальянский пейзаж. Вечер 1858г, холст, масло, 108 x 160 см Феодосийская картинная галерея им. И.К.Айвазовского.
И. К. Айвазовский Лунная ночь 1858г, холст, масло, 121x191 см Феодосийская картинная галерея им. И.К.Айвазовского.
И. К. Айвазовский Туманное утро в Италии 1864, Холст, маслo 208x149 , Феодосийская картинная галерея им. И.К.Айвазовского.
Удача свалилась на молодого художника нежданно-негаданно: прослышав, что Папа Римский Григорий XVI готов приобрести для Ватикана его «Хаос» – романтический морской пейзаж, Айвазовский от души преподносит картину понтифику сам. Тронутый благородным жестом художника, Папа самолично награждает его золотой медалью. Успех превосходит все ожидания Айвазовского. В один из весенних дней 1841 года в салоне, куда он сдавал часть своих полотен, ему передали, что две его картины купила великая Мария Тальони.
«Хаос». Гоголь шутил по этому поводу: «Пришел ты, меленький человек с берегов Невы в Рим и сразу поднял Хаос в Ватикане».
Теперь он знал, что она в Италии. Волнение захлестывало его. И пока он пребывал в растерянности, ему в гостиницу доставили письмо в знакомом с голубем конверте, в котором Айвазовский нашел билет на «Сильфиду».
И снова она порхала на сцене, и снова он ждал ее у артистического подъезда. По дорожке, усыпанной цветами от поклонников, Тальони побежала к своей гондоле, страстным голосом окликнув: «Синьор Айвазовский, ну что же вы, я жду!»
Катались они в тот вечер долго. В уютном палаццо балерины Айвазовский купался в женских ласках. По утрам он писал картины, прислушиваясь к звукам музыки из комнаты Марии, где она репетировала. Встречались они в полдень за завтраком, и снова катались по каналам, пьянея от воздуха моря и счастья. И как-то, признавшись в любви, он позвал ее замуж…
Разница ли в возрасте в 13 лет, тревога ли, что ее особая привязанность к сцене может встать меж ними, привели к тому, что напряжение между Айвазовским и Тальони росло. Однажды, в день Вербного воскресенья, протягивая ему свою розовую балетную туфельку, Мария сказала:
– Вот этот башмачок растоптал мою любовь! Возьмите его на память и возвращайтесь в Россию. Там ваша жизнь. Свою женщину вы еще встретите.
– Но оставьте мне хотя бы надежду! – в сердцах воскликнул Айвазовский.
– Нет, милый мальчик! Я всей душой привязана к сцене и вряд ли полюблю вас…
Картина потрясла детское воображение, и он кинулся рисовать это видение. Лениво накатывавшие волны слизнули с песка его рисунок. Впору было расплакаться. Понесся к дому. И уже в следующую минуту по стене белого дома… плыл парусник. Нарисованный углем! Мать заохала. Отец нахмурился, но сына наказывать не стал.
МАРИЯ ТАЛЬОНИ
Начало осени 1837 года. В России с трепетом ждали прибытия балетной дивы Марии Тальони. Зрители заполнили петербургский Большой (Каменный) театр. Билетов было не достать. Балерина блистала в «Сильфиде». Успех был оглушительным. Ей, вскочив с мест, аплодировали даже дамы, что до тех пор не укладывалось в рамки приличий. Да и мода подносить артистам цветы пошла с ее появлением на русской сцене.
Высший свет буквально заболел танцами. Знатные дамы кинулись брать уроки у балерины. Сам Николай I, большой любитель балета, не скрывал своего восхищения Тальони. Его Императорское Величество не раз с цветами появлялся у нее за кулисами. Когда же сама императрица удостоила Марию личного внимания, самодержец не смог скрыть своего изумления: «Этого она не делала ни для одной артистки».
Тронутая вниманием высочайшей особы, Тальони, преисполненная восхищения, горя желанием польстить ей, выплеснула: «Какая у императрицы очаровательная ножка!» Подобную фривольность можно было простить разве что заезжей итальянке.
Выступала Тальони через день, давая возможность публике любоваться ею сполна. Когда она случайно повредила руку, спектакли отменили. И тут же аукнулась на это газета «Северная пчела»: «Две длинные, скучные, бесконечные недели, и все это время Петербург страдает жестоким сплином. Другие артистки старались развлекать публику, но все напрасно. Она вновь выступила с перевязанной еще шелком рукой, и Петербург снова оживился и просиял…»
В аристократических гостиных производила она впечатление дамы с безукоризненными манерами. Ее туалеты, безупречно сдержанные, но элегантные, к тому же с изюминкой, заставляли смотреть во все глаза и, конечно, подражать. Так, в моду вошла «шляпка Тальони». Рассказывали, что однажды модистка, увидев на голове балерины свое очередное изделие, чуть не расплакалась: «Что вы наделали! Я специально отогнула поля вашей шляпки, чтобы они не помялись, а вы так ее и надели!» «Помилуйте, – обескуражено оправдывалась Тальони, – я думала, так ее и полагается носить». Стоит ли говорить о том, что шляпки балерины тут же вошли в моду.
Знакомство студента Императорской Академии художеств Ивана Айвазовского с Марией Тальони началось с курьеза: ее экипаж случайно задел его и он упал. Сердобольная дама довезла «жертву» до дома, а на другой день прислала ему билет на свой спектакль. Так он и начался, их неожиданный роман…
С наступлением Великого поста, когда Россия уставала от увеселений, она уезжала на гастроли по Европе. Узнав, что Тальони весну и лето проводит в Венеции, блестящий выпускник Академии художеств Айвазовский убеждает профессуру, что будущему маринисту всенепременно надо постажироваться в Италии. И вот он впервые за границей, в играющей красками осени Венеции, городе ста островов.
В ожидании приезда Тальони художник рисовал Венецию – город-сказку, город-декорацию, город-карнавал, в котором вместо улиц – каналы, вместо переулков – протоки, вместо проспектов – проливы. Рисовал старинные роскошные дворцы, ступени которых лижут зеленые воды лагуны, летящие по каналам гондолы, а в городе их было не меньше десяти тысяч, и море.
И. К. Айвазовский Итальянский пейзаж. Вечер 1858г, холст, масло, 108 x 160 см Феодосийская картинная галерея им. И.К.Айвазовского.
И. К. Айвазовский Лунная ночь 1858г, холст, масло, 121x191 см Феодосийская картинная галерея им. И.К.Айвазовского.
И. К. Айвазовский Туманное утро в Италии 1864, Холст, маслo 208x149 , Феодосийская картинная галерея им. И.К.Айвазовского.
Удача свалилась на молодого художника нежданно-негаданно: прослышав, что Папа Римский Григорий XVI готов приобрести для Ватикана его «Хаос» – романтический морской пейзаж, Айвазовский от души преподносит картину понтифику сам. Тронутый благородным жестом художника, Папа самолично награждает его золотой медалью. Успех превосходит все ожидания Айвазовского. В один из весенних дней 1841 года в салоне, куда он сдавал часть своих полотен, ему передали, что две его картины купила великая Мария Тальони.
«Хаос». Гоголь шутил по этому поводу: «Пришел ты, меленький человек с берегов Невы в Рим и сразу поднял Хаос в Ватикане».
Теперь он знал, что она в Италии. Волнение захлестывало его. И пока он пребывал в растерянности, ему в гостиницу доставили письмо в знакомом с голубем конверте, в котором Айвазовский нашел билет на «Сильфиду».
И снова она порхала на сцене, и снова он ждал ее у артистического подъезда. По дорожке, усыпанной цветами от поклонников, Тальони побежала к своей гондоле, страстным голосом окликнув: «Синьор Айвазовский, ну что же вы, я жду!»
Катались они в тот вечер долго. В уютном палаццо балерины Айвазовский купался в женских ласках. По утрам он писал картины, прислушиваясь к звукам музыки из комнаты Марии, где она репетировала. Встречались они в полдень за завтраком, и снова катались по каналам, пьянея от воздуха моря и счастья. И как-то, признавшись в любви, он позвал ее замуж…
Разница ли в возрасте в 13 лет, тревога ли, что ее особая привязанность к сцене может встать меж ними, привели к тому, что напряжение между Айвазовским и Тальони росло. Однажды, в день Вербного воскресенья, протягивая ему свою розовую балетную туфельку, Мария сказала:
– Вот этот башмачок растоптал мою любовь! Возьмите его на память и возвращайтесь в Россию. Там ваша жизнь. Свою женщину вы еще встретите.
– Но оставьте мне хотя бы надежду! – в сердцах воскликнул Айвазовский.
– Нет, милый мальчик! Я всей душой привязана к сцене и вряд ли полюблю вас…
Гондольер на море ночью 1843
Кораблекрушение 1843 ЮЛИЯ ГРЕВС
В 1842 году Парижская Королевская Художественная Академия наградила Айвазовского золотой медалью, а в 1843-м Флорентийская Академия присвоила ему звание академика. В одной из бульварных газет промелькнуло сообщение, что художник навсегда остается в Париже и в Россию уже не вернется. Но и очередная высокая награда – звание члена Амстердамской Академии художеств – не поколебала его решения вернуться на родину. В Петербург Иван Айвазовский возвращается триумфатором. Ему всего 27.
«Возвести художника 14-го класса Ивана Айвазовского в звание академика»: такое решение принимает и его альма-матер – Петербургская Академия художеств. И его тут же запишут в живописцы Главного морского штаба Российской империи, но … без денежного содержания.
Весной 1845-го в составе экспедиции графа Федора Литке он пускается в плавание в Константинополь и к Греческому архипелагу. Но его неотвратимо влечет в родную Феодосию. В скором времени на окраине города детства, на пустынном берегу, он покупает участок с видом на море
Галерея имени Айвазовского сегодня имеет статус национального музея. Здесь хранится самая большая во всём мире коллекция работ Айвазовского, а это 417 единиц, среди которых и «Бриг Меркурий», и «Корабль Мария на Северном море», и «Севастопольский рейд», и многие другие морские произведения художника.
Возведенный по проекту художника дом с мастерской напоминал итальянскую виллу со скульптурами богов, муз и грифонов в нишах балкона, обращенного к морю. Весь балкон был увит виноградными лозами. На море же смотрели три парадные залы, где принимали гостей и устраивали приемы.
Проводя большую часть времени в Петербурге, будучи вхож в лучшие дома столицы, Айвазовский все же рвался душою в свою Феодосию. «Но чуть повеет весной, – писал он, – на меня нападает тоска по родине: меня тянет в Крым, к Черному морю…» Его не прельщала перспектива быть придворным художником и выполнять волю именитых заказчиков.
Айвазовский слыл завидным женихом. Летом 1848 года он был представлен весьма знатной даме, имевшей двух дочерей «на выданье». Следуя настоянию матери, девицы стали прилежно брать уроки рисования у именитого живописца. Вдова не скрывала радости, заметив, что учитель подолгу засиживается у них. И уже гадала – какой из ее дочерей он отдаст предпочтение. Каково же было ее разочарование, когда Айвазовский объявил о помолвке с их гувернанткой – Юлией Яковлевной Гревс. Ее отец, шотландец из лютеран Джеймс (Яков) Гревс, штабс-доктор, находился на русской службе в качестве личного врача Александра I. Однако Джеймсу Гревсу не выпало счастья вести свою дочь к венцу. Когда она была совсем еще малышкой, отец бесследно исчез. Не узнал он и о том, что его единственное чадо очаровало самого завидного жениха Санкт-Петербурга.
С самого первого дня встречи с Юлией Иван мечтал на час раньше увидеться с ней, перекинуться украдкой парой слов или взглядов. Всякий раз, возвращаясь к себе домой, художник то брался за кисть – дописать начатые холсты, то подолгу стоял перед незаконченным портретом Юлии, вглядываясь в ее чистый девичий взор. Осмелев, однажды он незаметно вложил ей в руку письмо. В нем было объяснение в любви.
Пророчество Марии Тальони сбылось. Юлия Гревс целиком заполнила его существо. Светский Петербург, однако, выбор Айвазовского не одобрил, полагая, что при всей его известности он мог бы сделать аристократическую партию. Вскоре в некоторых домах, где его принимали тепло и радушно, стали разговаривать с ним холодно и чуть высокомерно, словно намекая на его простое происхождение.
Петербург опротивел художнику, и он, не мешкая, увез невесту в Феодосию, в Крым. «Женился 15 августа 1848 года на Джулии, дочери Якова Гревса, англичанина-лютеранина, однако венчался в армянской церкви и с условием, что дети мои от этого брака тоже будут крещены в армянской святой купели», – сообщает Айвазовский Эчмиадзинскому Синоду.
После венчания свадебный кортеж из нескольких экипажей направился в Шейх-Мамай (ныне Айвазовское (Крым), имение художника, где новобрачных и гостей ждало пиршество. На полдороге, идущей через лес, навстречу вымахнул целый отряд наездников-джигитов. Кортеж был не на шутку напуган: решили, что это разбойники. Но их предводитель, сойдя с коня, подошел к экипажу молодых и, открыв дверцу, поздравил жениха и невесту, и положил ей на колени красивый платок. Пожелав счастья, он взлетел в седло и был таков. То был известный на всю Феодосию и округу Алим Азамат-оглу, прославившийся как Алимка-разбойник, крымский Робин Гуд.
http://www.liveinternet.ru/users/erisena/post374113876
Свежие комментарии